К тому времени, когда мы с Мургеном приземлились, Шукрат уже успела сцепиться в яростном споре с Нашуном Исследователем и Первым Отцом. Репликами они обменивались, разумеется, на своем языке, но точный смысл слов не имел значения. Суть ссоры была стара как мир: тупоголовое старичье сцепилось рогами со всезнающей молодостью.
– А тут попахивает, – заметил Мурген. Здесь не просто пахло, а воняло. Очевидно, Ворошки ждали, пока слуги за ними уберут.
– Наверное, Шевитья лишен обоняния. Я бы на его месте перестал их кормить до тех пор, пока они не научатся за собой убирать. – Баладитай, как я заметил, свою долю домашней работы выполнял, несмотря на склонность к рассеянности и научную увлеченность.
Начатая Шукрат и ее родственничками перебранка наконец-то потревожила сон ученого старца.
Баладитай напоминал растрепанное старое пугало, отчаянно нуждающееся в смене одежды. Сколько я его помню, он всегда ходил в одних и тех же лохмотьях – почти таких же, как у Ревуна, только укутан ими менее плотно.
Ему не помешало бы и близкое знакомство с ножницами, расческой и лоханью теплой воды. Вокруг его головы и лица развевались спутанные пряди жидковатых седых волос. Я не удивился бы, если бы они стали разлетаться клочками по ветру, как семена одуванчика.
В крепости было жутковато. Я никогда не мог там расслабиться. Она действовала на мою психику так же, как дядюшка Дой, – вызывая ощущение не правильности. Подозрительной не правильности. Ползучей и незаметно подкрадывающейся. И не позволяющей расслабиться.
Баладитай тут же пристал к Мургену и подверг его форменному допросу. Как дела у Дремы? Как поживает его старый друг Сантараксита? Чем занят Тобо? В нем обитал жучок-летописец. К тому же, хотя он и вызвался жить здесь, считая такую жизнь интеллектуальным приключением, он скучал по людям.
Подозреваю, что Ворошки не составили ему превосходную компанию. Они наверняка непрерывно жаловались на непонятном языке, и все их попытки общаться сводились лишь к громким воплям.
Я взглянул вверх, гадая, когда соизволят прибыть остальные. Затем отошел на несколько шагов в сторону, к внешней границе купола неизвестно откуда исходящего света, освещающего рабочее место Баладитая. И уставился на огромную тушу демона Шевитьи.
Мрак вокруг него оказался глубже, чем мне помнилось. Он смазывал очертания огромного деревянного трона. Пригвожденная к нему серебряными кинжалами человекообразная махина демона тоже показалась менее объемистой, чем прежде. И я задумался: уж не становится ли голем более изящным, питая своих гостей?
Гости должны есть. А Шевитья кормил своих визитеров и союзников, выделяя из своего тела большие грибообразные комки манны. Мне вспомнилось, что на вкус она сладковатая и чуть пряная – как раз настолько, что начинаешь угадывать, какая именно пряность придает ей такой привкус. Всего лишь несколько кусочков манны наполняют человека огромной энергией и резко повышают уверенность в себе. И никто не растолстел, питаясь ею. Как раз наоборот: вкус у нее не очень приятный, и человек ест ее только тогда, когда очень голоден или ранен.
Очевидно, Шевитье тоже не суждено остаться толстяком.
Я заметил, что его большие красные глаза открыты. Шевитья разглядывал меня с большим интересом, чем я его.
Голем не говорит вслух. Мы полагаем, что он этого не умеет. Когда у него возникает желание общаться, его голос слышится прямо у тебя в голове. Для кого-то услышать его голос не проблема. Но мне его услышать так и не довелось, поэтому описать его я не могу. Если Шевитья и вторгался в мои сны, когда я лежал заколдованный в пещере под ним, то я и этого не припоминаю. У меня о тех годах вообще никаких воспоминаний не сохранилось.
А вот Мурген и Госпожа помнят. Кое-что. Но говорить об этом не желают. Предпочитают, чтобы то, что записано об этом в Анналах, говорило само за себя.
Наверняка приятного в этом не было ничего.
Из-за полумрака создавалось впечатление, что у Шевитьи собачья или шакалья голова, и это сразу вызывало воспоминания об увиденных в детстве идолах. Полагаю, что он и в самом деле был кем-то из владык подземного мира.
Огромный глаз закрылся, потом приоткрылся. Демон проявил чувство юмора. Ведь знает, зараза, что это его подмигивание на несколько дней лишит меня покоя.
Кто-то взял меня за руку. Я отвел взгляд от Шевитьи. Прибыла моя ненаглядная. И при этом тусклом свете она казалось намного моложе и счастливее.
– Ну наконец-то добрались, – прошептал я.
– Ревун превращается в робкого старикашку. Потому что вбил себе в голову, что у него может быть будущее.
– Давай отойдем в ту сторону на полмили и потеряемся на полчасика.
– Хм-м… Ты меня искушаешь. Интересно, что на тебя нашло?
Я щипнул ее пониже спины. Она взвизгнула и вывернула мне руку.
– Ай! – прокомментировал я.
Оба глаза Шевитьи уставились на меня.
– Так подобные моменты лучше запоминаются, верно? – сказала Госпожа.
Я согласился. И несколько пар глаз, наблюдающих за нами со стороны, тоже. Молодежь мы потрясли особенно.
– Ну что тут сказать? Жизнь – штука сволочная.
Склока между Ворошками все тянулась и тянулась, время от времени ненадолго затихая. Я даже подозреваю, что несколько раз наступали моменты, когда у старых хрычей появлялось желание нас наказать, но Шевитья их сдерживал. Тобо не обращал на них внимания – он был занят общением с Баладитаем или големом. Последний, кажется, пополнял и без того внушительный арсенал магических возможностей парня.