– Она умирает, – сказала Госпожа. В ее голосе прозвучало и удивление, и легкое разочарование.
Нарастающий вопль валился на нас с неба. Кувыркающийся Ворошк проломил крышу навеса. Вопль оборвался. Взлетели обломки крыши.
– Мурген, сходи посмотри, – велел я. Когда я снова взглянул на форвалаку, то обнаружил, что к нам присоединился Гоблин. Он протолкался сквозь толпу и встал возле монстра, разглядывая его. Он уже наполовину изменился, густо испещренные шрамами руки и ноги стали женскими. Бовок пока оставалась в сознании и узнала Гоблина. Коротышка с лягушачьим лицом сказал:
– Мы пытались тебе помочь, но ты не позволила. Мы могли тебя спасти, но ты напала на нас. Поэтому теперь ты расплачиваешься. Когда становишься на пути Отряда, приходится платить. – И он протянул руку к копью Одноглазого.
Гоблина мгновенно обступили. На него направили полдюжины бамбуковых шестов. С плеч сорвали арбалеты.
Рот колдуна-коротышки несколько раз открылся и закрылся. Затем он медленно опустил руку.
Полагаю, предсмертные слова Одноглазого стали известны всем.
– Наверное, вам не следовало меня спасать, – пискнул Гоблин.
– А мы и не спасали, – заметила Госпожа, не вдаваясь в подробности. Она отвела меня в сторону. – Он как-то причастен к тому, что Бовок сейчас так легко умирает.
Я бросил взгляд на форвалаку.
– Она еще не мертва.
– Вообще-то ей положено быть более живучей.
– Даже с учетом фетишей и копья Одноглазого? Она обдумала мои слова.
– Возможно. Когда она сдохнет, советую сделать так, чтобы до этой твари было трудно добраться. Мне не нравится выражение лица Гоблина, когда он на нее пялится.
Да, было что-то в его взгляде, хотя низенький колдун и не проявлял намерения сделать нечто такое, что спровоцировало бы быстрый и жестокий отклик.
Показались Лебедь и его солдаты, четверо несли самодельные носилки. Обогнав их, Лозан пропыхтел:
– Ты только посмотри, кого мы принесли, Костоправ. Ты глазам своим не поверишь.
Как раз в этот момент Мурген тоже крикнул, требуя носилки. Значит, и второй Ворошк выжил.
Лебедь оказался прав. На его носилках лежала такая девушка, в существование которых невозможно поверить. Лет шестнадцати, блондинка и воплощение фантазий любого подростка.
– Дорогая, она настоящая? – спросил я у жены и добавил, обращаясь к Лебедю:
– Хорошая работа, Лозан.
Он связал девушку и сунул ей в рот кляп, чтобы не дать ей возможности воспользоваться простейшими колдовскими трюками.
– Всем лишним отойти, – приказала Госпожа. От одежды, которая была на девушке, мало что осталось. А немалое число наших парней принадлежало к тем, кто счел бы ее законной добычей за то, что она пыталась на нас напасть. Некоторые могли бы поступить так же даже с пленниками-мужчинами. Да, они мои братья, но это не делает их менее жестокими.
Госпожа сказала Лебедю:
– Отведи Доя на место ее падения, и пусть он отыщет и соберет все, что было на ней или при ней. И одежду, и особенно ту штуковину, на которой она летала. – И, обращаясь ко мне, добавила:
– Да, дорогой, она настоящая. Если не считать чуточки косметики. Я ее уже ненавижу. Гоблин! Иди сюда и встань так, чтобы я тебя видела.
Я стал разглядывать девушку, сосредоточившись не на ее свежести или привлекательности, а на светлых волосах и белой коже. Я прочел все Анналы, с самого первого тома – хотя, вероятнее всего, то была его копия, которую от оригинала отделяло несколько поколений, а тот был начат даже еще до того, как наши предшественники покинули Хатовар. И эти мужчины не были высокими белокожими блондинами. Так может, и Ворошки всего лишь очередные пришельцы из другого мира, подобно Хозяевам Теней в моем родном мире и в Хсиене?
Тут Госпожа сняла шлем – так ей удобнее было грозить мне за излишнее любопытство. И я осознал, что она и сама очень даже белокожая, пусть даже не блондинка.
Тогда с какой стати предполагать, что народы Хатовара однороднее народов в моем мире?
Подоспел Мурген с помощниками, несущими еще одно тело на грубых носилках. Первая девушка почти не пострадала от падения и огня. Второй же повезло меньше.
– Еще одна, – заметил я. Этот факт было трудно игнорировать, поскольку одежды на ней оказалось даже меньше, чем на первой.
– А она помоложе другой.
– Но сложена не хуже.
– Даже лучше, ежели смотреть с того места, где я стою.
– Они сестры, – процедила Госпожа. – Понимаешь, что это означает?
– Вероятно, то, что Ворошки настолько мало уважали нас как противников, что выслали против нас деток, чтобы они потренировались. Но после всего случившегося папочки и дедушки проявят к нам более пристальный интерес. – Я поманил всех к себе. – Подойдите ближе, господа. – Когда все, не занятые каким-либо делом, окружили меня, я сказал:
– Вероятно, очень скоро в небе над нами появятся не очень дружелюбные пришельцы. Так что сворачивайте палатки, уводите животных и уносите снаряжение обратно через врата. И чем быстрее, тем лучше.
– Ты думаешь, что третий все же дотянет до армии Ворошков? – спросила Госпожа.
– Ни за что не стал бы спорить о том, что ему это не удастся. Все детки-оптимисты моей мамочки уже лет пятьдесят как померли. – Я взглянул на форвалаку. Теперь она уже почти вся превратилась в Лизу Бовок. Кроме головы.
– Она сейчас похожа на мифологического зверя, правда?
Женщина-оборотень еще не умерла. Ее глаза были открыты. И они уже не были кошачьими. Они умоляли. Она не хотела умирать.