Солдаты живут - Страница 62

– Девчонка права, старик, – произнес голос, который Нарайян не слышал годами и услышал вновь гораздо раньше, чем надеялся.

Икбал и Ранмаст Сингхи – не родственники Нарайяна – показались на границе отбрасываемого костром света, точно сгустившийся туман. За их спинами виднелись другие – солдаты в кирасах, каких Нарайян никогда не видел. А среди солдат он увидел истекающих слюной красноглазых зверей. Таких он тоже никогда в жизни не видел.

Сердце Нарайяна заколотилось вдвое чаще.

– Теперь мы знаем, почему моя тетушка перестала на нас охотиться, – заметила девушка.

– Теперь знаете, – согласился Ранмаст. – Черный Отряд вернулся. И мы недовольны. – Ранмаст был огромным лохматым шадаритом и подавлял противника одними своими размерами.

Икбал Сингх улыбнулся, в его кустистой бороде блеснули безупречные зубы:

– На сей раз тебе придется иметь дело со своими матерью и отцом. – Икбал был почти столь же лохмат и огромен, как и его брат, но почему-то внушал меньше страха. Девушка вспомнила, что у него жена и несколько детей. Но… Неужели он имел в виду родившую ее мать? И ее родного отца? Но ведь они же мертвы.

Ее колени ослабели. Она никогда не видела своих настоящих родителей.

От слабости живой святой даже не смог подняться. Кина решила снова подвергнуть его испытанию. А у него не осталось сил, чтобы сражаться за свою веру. Он слишком стар и немощен, а вера истерлась почти до прозрачности.

Ранмаст подал знак. Солдаты приблизились к костру. Они вели себя осторожно, чтобы не оказаться между пленниками и нацеленными на них арбалетами. Руки девушки засунули в набитые шерстью мешки, затем ее запястья связали за спиной. Ей аккуратно вставили в рот кляп, потом набросили на голову просторный шерстяной мешок. Солдаты знали, что она умеет колдовать.

Нарайяна усадили на лошадь и привязали к седлу. С ним они обращались грубо, потому что торопились. Если бы его заставили идти следом, он плелся бы слишком медленно. С девушкой они вели себя вежливее, но ее ближайшее будущее станет таким же, как у Нарайяна.

Пленившие их солдаты не были жестоки, но девушка не сомневалась, что их отношение изменится, когда у них появится достаточно свободного времени. Странные молодые солдаты в полязгивающих черных доспехах казались весьма заинтригованными ее бледной красотой.

Она совсем не так представляла, как станет женщиной. А ее воображение уже несколько лет работало чрезвычайно активно.

38. Таглиосские территории. Данда-Преш

Мы были на вершине перевала через Данда-Преш, когда нас достигла новость. Изматывающая усталость, одолевшая меня, когда я волочил свои древние кости, тут же испарилась. Я шел во главе колонны. Я остановился и отошел в сторону, глядя на бредущих мимо усталых людей и мулов. И люди, и животные надеялись, что наши главные силы смели в Чарандапраше все продовольствие и фураж.

Ворошки погрузились в усталость и отчаяние. Тобо шел вместе с ними, постоянно разговаривал и пытался чему-то научить, преодолевая их боль и апатию. Ребятишкам никогда в жизни еще не приходилось куда-то ходить пешком.

Их летательные столбы дрейфовали следом за ними.

Наконец на вершине перевала показалась Госпожа. Я подошел к ней и догадался, что слухи успели до нее добраться, хотя все вроде бы настолько вымотались, что уже не желали тратить дыхание на разговоры. Слухи – штука магическая, а может, даже и сверхъестественная.

Но я все равно сказал ей:

– Ранмаст и Икбал захватили Нарайяна и Бубу. Они так и шли дальше в нашу сторону, когда Душелов перестала за ними гнаться.

– Я слышала.

– Ты так же нервничаешь, как и я?

– Наверное, больше. – Некоторое время мы брели рядом. Потом она сказала:

– Мне так и не выпал шанс побыть матерью. И никогда не было возможности научиться быть ею. Когда Нарайян ее похитил, я просто снова стала прежней.

– Знаю. Знаю. И нам надо постоянно напоминать себе, чтобы мы не привязывались к ней. Она никогда не станет думать о нас, как о матери и отце.

– Я не хочу, чтобы она нас ненавидела. И знаю, что она будет нас ненавидеть. Ведь она всю жизнь прожила Дщерью Ночи.

Я задумался над ее словами, потом сказал:

– Когда-то и ты всю прожитую жизнь была Госпожой из Чар. Но теперь ты здесь. – Теперь я здесь. – Равнодушие в ее голосе обезоружило бы и не такого мужчину, как я.

Она – и я – теперь достигли того возраста, когда люди слишком долго гадают о том, как все могло бы сложиться, если бы в прошлом они сделали иной выбор.

У меня множество поводов для таких сожалений. А у нее, не сомневаюсь, еще больше. Потому что ей приходилось отказываться от чего-то гораздо чаще, чем мне.

Мимо нас, пыхтя, протопал Лозан Лебедь, на ходу съехидничав насчет стариков, которые всех задерживают. Я спросил:

– Ребята, вы присматриваете за Гоблином?

– Он и пернуть не может, чтобы мы об этом не узнали.

– Ну, уж это однозначно. Об этом вся округа сразу узнает.

– Мы не дадим ему ничего устроить, Костоправ. А вот в этом я не был уверен. Гоблин – скользкая мелкая сволочь. Будь у меня время, я бы сам шел рядом с ним, след в след.

– Гоблин не сделал ничего подозрительного, – сказала Госпожа.

– Знаю. Но еще сделает.

– И такое отношение начинает вызывать определенную симпатию к нему. Думаю, тебе следует об этом знать;

– Знаю. Но и предупреждение Одноглазого я тоже забыть не могу.

– Ты сам говорил, что Одноглазый попытается насолить ему даже из могилы.

– Да-да. Попробую относиться к нему проще.